— Вояка тоже нашелся… Черт их тут разберет… Пискунов-то полна изба… Айда-ка, айда домой.
— Люди…
— Люди топиться пойдут, и ты за ними?
— Отвяжись, дура, а то вот шарарахну наотмашь и покатишься… — Увидав председателя укома, Сафронов подтянулся и зашагал бодрее. — Здорово, товарищ Гребенщиков.
— Здравствуй.
— Дралала?
— Похоже на это…
— Я вот, значит, тоже… А Дунька наседает, возьми ты ее зарупь за двадцать. — Затвор из винтовки Сафронов уже потерял.
Павел обогнал обоз.
На вокзальном дворе его встретил Климов.
— Что в городе?
— Город сдан. Шуруешь?
— Шуруем помаленьку. — Климов рукавом отер вспотевшее лицо. — С утра отправил четыре маршрута. Восемь тысяч мешков еще на колесах стоят и остаток грузим, да побаиваюсь, время хватило бы — народу у меня мало, паровозов нет… Город-то?.. Вот так штука! Ведь я тут со вчерашнего вечера канителюсь и ничего не знаю… Где Капустин с отрядом? Где наша хваленая дружина?
Павел прихлеснул лошадь к коновязи.
— Капустин с отрядом и дружиною, думаю, засел в кирпичных заводах. Может быть, сегодня же он захватит город обратно, хотя вряд ли… Много у тебя осталось хлеба?
— Тысяч под семьдесят пудиков, считай, два полных состава… Вагонов у меня хватит, а паровозов — ни одного…
Побежали к начальнику станции. Тот любезно встретил их в своем убогом, уклеенном обязательными постановлениями, кабинетике.
— Прошу садиться.
— Нам сидеть некогда, — сказал Павел и выдернул из кобуры наган. — Нужны два паровоза.
— Звоню, вызываю, не отвечают… С удовольствием бы, верьте слову…
— Хоть из-под земли вырой, а выкати нам пару паровозов, иначе ты из этого кабинета не выйдешь.
Начальник сразу вспотел и сдвинул на затылок красную с кантом фуражку.
— Сейчас отправляю последний маршрут с эвакимуществом… Ни на станции, ни в депо не остается ни одного паровоза, даю честное, благородное…
— Какое там к черту эвакимущество? Задержать! Нам хлеб важнее!
— Не могу-с… Я человек подчиненный.
— От имени ревкома приказываю немедленно перебросить паровоз под хлебный состав.
— Не могу-с.
Оборвав разговор, вдвоем выбежали на перрон.
На подъездном пути был выстроен состав, готовый к отправке: вереница открытых платформ завалена мотками колючей проволоки, строевым лесом и тюками прессованного сена, а теплушки под самые крыши были забиты мягкой мебелью, театральными декорациями, зеркалами и какими-то плюшевыми людями.
Пока Климов объяснялся с машинистом, Павел, от неумения в кровь сбивая руки, развертывал сцепку.
Паровоз был переброшен на третий путь к хлебным вагонам.
— Ты, Климов, езжай, проводи.
— А зачем? Машинист — мужик свой.
— Все-таки… Мало ли чего…
— А ты?
— Догоню. Езжай.
— Мне все равно, — сопя сказал Климов и полез в паровозную будку.
Хлебный маршрут как бы нехотя двинулся, тяжело раскачиваясь и лязгая буферами.
У товарного лабаза на разостланные брезенты бунтом были накиданы мешки. Редкой цепочкой бегали с десяток мельничных крюшников и несколько деповских мастеровых. Под ногами хрустело разбрыленное зерно, а в стороне в козла были составлены винтовки работающих.
— Остатки дошибаете? — подошел Павел. — Надолго хватит?
— Тут делов до ночи не переделать, — на ходу отозвался котельщик Сальников, — ты, Гребенщиков, кого-нибудь на подмогу нам подкинул бы… Одним нам не управиться… Нутро загорелось, с утра бегаем без отверту. А тут, не ровен час, и чапаны налетят.
— Поищу вам подмогу. — Павел побежал по порядку теплушек с эвакимуществом и принялся колотить в наглухо захлопнутые двери рукояткой нагана. — Вылеза-а-ай на погрузку зерна… Перестреляю, курвы!
Из теплушек, бормоча какие-то объяснения, выпрыгивали плюшевые люди и шли к лабазу.
— Нельзя же так, товарищ Павел, — подскочил возглавляющий эвакуационную комиссию Ефим, — у меня есть и больные, и старики, и жены ответственных…
— Ну?
— Мне-то, по крайней мере, что делать?
— Таскай мешки.
— Странно… — Ссутулившись, Ефим зашагал к лабазу. Работа пошла веселее.
Мешками с зерном набивали вагон за вагоном.
На руках вагоны откатывали на второй путь, где сцепщики вязали их цепями.
На крыше вокзала — наблюдательный пункт, туда с большой охотой полез подвернувшийся на глаза Сафронов.
Плачущая жена не отставала от него ни на шаг и под многий смех, придерживая раздувавшиеся на ветру юбки, по зыблющейся железной лестнице ударилась за ним.
В сторону города, на разведку, были посланы двое.
Неожиданно за семафором укнул паровоз.
Забегали, закричали, и не успела еще разгореться паника, как к перрону подкатил смешанный поезд, набитый отпускными солдатами, мешочниками и дезертирами с Восточного фронта… Выскакивали из вагонов и, размахивая котелками, мчались за кипятком, в собиравшихся тут и там кучах с азартом рассказывали о нападениях на поезд, о перестрелках с кем-то и о последних ценах на муку и масло.
Прибывший паровоз оторвался от своего состава и набирал воду на втором пути.
— Заберем, — негромко сказал Павел котельщику Сальникову, указывая на паровоз, — немного попятить, пристегнуть к своим вагонам и — аминь.
— А эти… пассажиры?
— Хрен с ними… Которые убегут, которые на крыши посадятся… Пойдем-ка разнюхаем.
— Попытать можно… Эй, работнички чертовы! — крикнул он крюшникам. — Шабаш! Забирай винтовки, шагай за нами.